ДЕД

ИЛИ

ВОСПОМИНАНИЯ О ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ

(«рассказ»)

В нашем посёлке N., за 101-м километром от столицы нашей несчастной родины, с конца 50-х жил Генрих Эрикович Шти­хель. Все эти годы он, несмотря на преклонный возраст, работал сторожем на овощебазе, и только с началом перестройки ушел на пенсию — не столько по возрасту, сколько из-за растущей опасности работы.

Никто толком не знал, из каких мест он прибыл в наш поселок. Никогда не приезжали к старому бобылю родственники. Генрих Эри­кович целыми днями просиживал в своей каморке в доме барачного типа, слушал радио и читал газеты. И вполне удовлетворялся обще­нием в очереди в газетный киоск или на почте. Изредка его можно было видеть за кружкой пива у "коровы", время от времени откры­вающей свой кран на площади у автостанции. Худющий и высокий, он медленно продвигался по поселку, внушая невольное почтение даже самым пропитым его обитателям. Коротко остриженные не то седые, не то рыжие волосы. Старческая, как флаг болтающаяся, складка на шее. Очки с толстенными стеклами в роговой роскошной, старо-импортной, оправе. Взгляд, в котором читалось постоянное недоумение и опаска, замешанные на достоинстве редкой по нашим временам пробы.

Если и возникали когда-то вопросы к Генриху Эриковичу у наших обывателей, то они давно заглохли, разбившись о невнятицу или явную запутанность ответов.

В конце 91-го Генрих Эрикович слёг в больницу. Любой диагноз для ровесника века — грозный, а тут — удар. Так и оказались мы рядом в одной палате — полупарализованный загадочный старик и я со своим первым инфарктом, нажитым собачьей работой в районке, практического исчезновения которой, похоже, никто и не заметил. Днём мы крепко спали, а ночью сторож с многолетним стажем и «сова» с угасшими честолюбивыми планами разговаривали часами. И то, что довелось мне от него услышать, я не забуду до гроба. Когда я в очередной раз выражал изумление, Генрих Эрикович улыбался и грозил изжёлта-серым пальцем, приговаривая: «Это всё сенсации второй свежести». И всячески укрощал щелкоперские привычки всё оформить в публикации: «Это ни к чему не приведёт. Все или знают, но молчат, или догадываются, но боятся, или не способны трезво взглянуть на вещи вообще».

Наши разговоры, а, точнее, его монологи, терзали мою журналист­скую душу, и когда я, выйдя из больницы «навстречу новой жизни» в убиваемой стране и полуинвалидом, вскоре узнал, что Генрих Эри­кович уснул и не проснулся больше, я всё же решился изложить на бумаге потрясшую меня информацию. Зачем? Кому? Для чего? — эти вопросы иногда просто отбрасываешь, когда тобою движет некое иррациональное чувство — "должен, и баста".

Для удобства изложения и по авторскому смирению речь пойдёт от первого лица, без комментариев убогих и безо всяких ненужных красот.

Итак, слово — Генриху Эриковичу Штихелю.

В 1848 году Карл Маркс, чьё подлинное имя было Моисей Мордехай Леви, внук раввина, написал Коммунистический Манифест. В нём он раскрыл план завоевания мира с помощью коммунизма. Первая попытка совершить это была предпринята в Соединенных Штатах. Гражданская война — безусловно, инсценирована Ими с целью рас­колоть страну, ослабить её, и захватить реальную власть. Но благо­даря превосходному чутью Линкольна нация была спасена: он отка­зал банкирам от предоставления им денег в рост в их интересах. В 1863 году Линкольн поставил денежное обращение под контроль Конгресса. Америка оказалась спасённой от полной коммунизации. Денежные короли войны не простили Линкольну расстройства своих планов, и потому он был убит.

Тогда Они изменили свои планы по захвату мира и начали атаку в Европе. Начали с убийства Царя, его христианской семьи, а также около 30 миллионов других христиан в ходе установления коммуни­стического режима.

С 1915 года пять частных банков Америки всё же получили право самостоятельно печатать доллары, и власть, таким образом, оказалась в руках этих банков. В 1911-м России открыто объявили войну, в 1912-м без всякого повода в одностороннем порядке расторгли русско-американский договор 1832 года. А в 1917-м более 260 обученных еврейских убийц из Нью-Йорка направились в Россию для разжигания «русской революции». Стоит вспомнить, что ещё в 1863-м, когда Линкольн решил бороться с Ними, русский царь был единственным пославшим помощь Америке и предложившим военную силу, чтобы помешать уже потерявшим национальную независимость Франции и Англии выступить на стороне Конфедерации.

В это же время, в первые месяцы после падения самодержавия, Ленин утверждал, что путь к мировой революции лежит через Поль­шу и Германию. После первой мировой войны Они и попытались установить над моей родиной полный контроль. Вся собственность Германии, её колонии и территории были у неё отняты и переданы другим государствам. Миллионы немцев остались без работы и были обречены на голод. Ежедневно умирали тысячи. Пустые желудки, пустые карманы, пустые жизни. Я помню очереди у скотобойни за куском третьесортного мяса. Я помню банкноту в тысячу миллиардов марок. Помню, как заплатил за кусок хлеба и сосиску четыре миллиарда. Мне было двадцать шесть, когда от отчаяния моя мать нало­жила на себя руки, - она не могла перенести этой унизительной жизни. Чтобы сходить за покупками, нужно было нести чемодан денег, у кого они были. Смотришь — люди вроде на пикник собрались: тележка, корзинка, чемодан. А это — поход в магазин всего лишь. Зарплату получали ежедневно, чтобы потратить деньги до очередного повыше­ния цен. По пятницам в очередях за жалким пособием стояли и коммунисты, и социалисты, и штурмовики.

Банды преступников открывали пулемётные перестрелки порой средь бела дня. При помощи преступников умело раскручива­лась гражданская война. Но основной беспорядок в общество привно­сили революционеры, которым платили деньги всемирные ростовщи­ки. Деньги хлынули и прямо: собственность голодающих немцев скупалась за бесценок, — отели, рестораны, фабрики, заводы и даже дома. С 1918 по 1933 год мы буквально жили благодаря мусорным свалкам. Помню, однажды мы с товарищем остановились у витрины в самом центре Мюнхена. Съев какую-то дрянь, мы мучились живо­тами и не находили себе места. А за стеклом роскошного ресторана сидели новые хозяева жизни и лопали деликатесы. Заметив нас, один из них взял ножку индейки и стал нас дразнить. До сих пор помню эту сальную рожу, которая на наших глазах медленно уплетала эту ножку, а мы не в силах были оторваться от этого зрелища.

Пресечь издевательства было невозможно: суды и полиция, как сейчас говорится, были «схвачены». Для немцев правосудия не суще­ствовало. Работа предоставлялась только тем, кто молчал, кто был готов пресмыкаться перед талмудическими правителями. Буйным цветом цвела грязная литература, и молодёжь становилась первой жертвой этого способа насильственной деградации. Газеты, журна­лы, развратные фильмы, непристойные книжонки распространялись по всей Германии. Насаждалось смешение рас. Никто не мог заик­нуться против иной расы. К немецким женщинам приставали прямо на улицах, и если они отказывали слюнявым вожделениям, их же и арестовывали. Школы были наводнены гнусными преподавателями. Церкви закрылись, и продавшиеся министры насаждали безбожие. Если же вы не сотрудничали с оккупантами, вам устраивали бойкот, лишали возможности заниматься коммерческой или промышленной деятельностью. Судьи не выносили решений, пока они не одобрялись оккупантами. Вчерашние владельцы заводов и фабрик становились простыми рабочими на собственных предприятиях, и то, если им крупно везло. К 1933-му Германия погрузилась в полное ничтожест­во. Мы ложились спать голодными и голодными просыпались. Голо­дало шесть миллионов. До четверти миллиона, подобно моей матери, добровольно ушли из жизни. И мы потребовали порядка.

Немногие знали, что Господь уже привёл в действие свой план спасения для немцев. Пройдя через жертвы и тюрьмы сатанинской Веймарской республики, нацисты подошли к выборам 1933 года. Гитлер победил с громадным преимуществом. Все предвыборные пла­каты срывались, кроме плаката с изображением по пояс обнажённого могучего немца, разрывающего цепи. Я был среди сотен тысяч со­бравшихся, когда рейхс-президент фон Гинденбург объявил Гитлера рейхсканцлером. Он сказал тогда: «Патриотизм и вера сделали Прус­сию великой, патриотизм и вера объединили Германию». После Гинденбурга говорил Гитлер. «Народ избрал нас своим большинством, — сказал он. — Мы хотим быть друзьями всему миру». Геринг выразил чувства всех немцев: «Никто из нас не ощущал такого прилива ду­шевных сил, какой мы сейчас испытываем, внимая идеям, которые вытянут нас из нужды и деградации и вернут нам честь и достоинст­во».

В парламенте Гитлер призвал быть предельно едиными в условиях противостояния всего мира. Он настаивал на том, что экономиче­ский, социальный и культурный подъём должен основываться на собственных, а не чьих-то, усилиях. Все газеты напечатали его речь в парламенте: «Мы хотим достойно заслужить подъём нашей нации с помощью нашей собственной промышленности. Когда же это время придёт, мы сможем предстать перед ликом Господа и сказать Ему:

«Господи, воззри на нас — мы переменились. Немцы больше не пону­каются бесстыжими людишками. Народ Германии укоренился в ду­хе, силе и целях. Господи, мы хотим пребывать с Тобой! Благослови нашу свободу и нашу страну!»

Свастика, то есть крест, вырывающийся из пут христоубийц и христопродавцев, крест, делающий круг бесконечной жизни, направленный вправо, где и указал Господь находиться Своему стаду, крест, который можно найти на просторах всей Евразии, — свастика вдохновила миллионы на самоотверженный созидательный труд. И она же с самого начала сделалась пугалом для тех, кто мечтал о порабощении всего мира.

1930-е принесли нам безопасность и надежду, возрождение духа и культуры. В стране была воссоздана целительная христианская атмосфера. Люди восстанавливались на работе, зарвавшиеся космо­политы арестовывались и направлялись в тюрьмы; дома и предприя­тия возвращались законным владельцам, вредоносные учителя изго­нялись из школ. Преподавание дарвинизма объявили преступным. Деятельность церкви входила в нормальное русло. Моральная чистоплотность возвратилась в театры и кино. Сожжение книг, о котором так много говорится, было на самом деле санитарным актом, пресек­шим пропаганду, разрушающую наши души. Это видно по авторам, чьи книги пылали на площадях Германии. Санитарным актом были и аресты преступников: стало ясно, что межнациональную рознь и гражданскую войну разжигают не народы, не простые люди, а наня­тые и оплачиваемые мировым капиталом банды, прикрывающиеся какими угодно лозунгами и названиями.

Мы были защищены от религиозных шарлатанов, проповедую­щих за прибыль, прохвостов, притворяющихся пророками, чтобы жировать по-вампирски на чистых устремлениях простого человека.

Жестоко преследовались сексуальные извращения, — яд, кото­рый способен убить любую расу. По сей день только извращенцам могут показаться несправедливыми законы третьего рейха против сексуальных извращений. Всякие виды пропаганды сексуальных аномалий, включая пропаганду абортов, были запрещены. Мень­шинствам предоставлялись полные права жить в своей атмосфере по своим законам.

Коррупционеры были изгнаны из государственных учреждений. Законом чести для лидеров партии был отказ от привилегий.

Полиция стала работать во имя немцев, а не против немцев, помогать германскому правительству в деле оздоровления общества. Всё это — в рамках законов, наших законов. Когда говорят о пресле­дованиях тех лет, сознательно замалчивают факты террора и дивер­сий, с помощью которых «огрызались» оккупанты.

В театрах и кинотеатрах шли наши пьесы и фильмы, созданные нашими людьми. Там уже не пропагандировалось смешение рас, ведущее к деградации, как не пропагандировалась и война рас. Была сказана без обиняков очевидная правда: белые люди создали всю великую культуру, все великие цивилизации, и об этом просто не надо забывать.

В 1935 году безработица была уже ликвидирована. Организован­ная государством помощь престарелым гарантировала достойную старость. Социальная помощь предоставлялась тем, кто не мог рабо­тать. Библейская заповедь «Кто не работает, тот пусть и не ест» выдавила из Германии массы паразитов.

От нас ничего не скрывали, потому что были уверены в нашем мужестве и патриотизме. Было сделано то, что сделал Спаситель, изгнав торговцев из храма — ростовщики изгнаны из страны. Бан­ковская система перешла в руки немцев. Были выпущены новые деньги, и мы начали богатеть.

С деньгами, обеспеченными производительным трудом, Герма­ния двинулась вперёд, как никакая другая страна в мире. Сверхско­ростные дороги были построены задолго до начала их строительства в Америке. До того большинство немцев были пешеходами или ездили на велосипедах. Гитлер решил «поставить народ на колёса». Он поручил разработку экономичного автомобиля доктору Порше. Эти усилия привели к созданию знаменитого «фольксвагена», который и нынче колесит по всему миру.

Немцы быстро вспомнили, что настоящее благосостояние основа­но не на золоте, не на кредите, а на производительности нашей земли и наших рук. Честные деньги возможны только при честных людях. Никакая система законов, никакое золото не избавляют от преступ­лений правительства.

Рост экономики не имел целью подготовку к войне — это было прекращение деградации. Сработал инстинкт самосохранения наро­да.

Перед приходом Гитлера к власти более 7 миллионов немцев были полностью безработными, 6 миллионов — частично занятые. За че­тыре года, начиная с 1933-го, мы произвели стали — почти втрое больше, алюминия в 1937-м году произведено в восемь раз больше, чем в 1933-м, нефти — вдвое. Доходы промышленности в целом выросли с 37 до 75 миллиардов марок. Мы были освобождены от ужасных капризов и причуд зарубежных попечителей наших внут­ренних потребностей. Ведь политическая независимость невозможна без независимости экономической.

Мы смотрели на мир с неукротимой гордостью. Всё работало, всё процветало. Личное воздействие фюрера на людей было таково, что он мог и мёртвого расшевелить. До последних дней он был способен вернуть силы человеку, склонному уже покончить собой. Причём настолько, что уже готов был взять в руки знамя и радостно погибнуть на поле боя.

Резко изменилось к лучшему отношение к прошлому. Только народ, чья память сильна, способен противостоять дурным модам и бредовым новациям. Сорок процентов эсэсовцев были католиками. Строились церкви, которые потом бомбились союзниками именем христианства.

Немцы не только перестали голодать, но и питались здоровой пищей — без химических добавок и заменителей. Это было запреще­но законом. В нормальном национальном государстве питание выше прибыли, качество выше количества. Солдаты и дети ежедневно получали витамин С. Вообще политика может быть успешна, если органична духу нации. Если она — нормальна. Государство обязано поощрять добро и карать зло, хотя может и спутать одно с другим.

Отвратительная пропаганда смешения полов, которая сейчас пе­рекинулась и в Россию, была прекращена. Взаимодополнение, а не соревнование полов было эстетической и этической составляющей государственной политики. Мужчины для женщин и женщины для мужчин, — отсюда каждый и в поведении, и в одежде старался блю­сти достоинство пола. Это не значило, что мужчина не мог быть артистичным или творческим, что женщина не могла быть, скажем, лётчицей, фотографом, режиссёром или атлетом. Это просто означа­ло: что бы мы ни делали, наши мужчины должны оставаться мужественными, а наши женщины — женственными. Вражеское внушение о смешении полов с целью искалечить сексуальное воспитание, по­ломать миллионы судеб и подорвать генофонд нации, было низвержено и развеяно по ветру.

Нынешние клоунские костюмы — это одежда мазохистов обоего пола.

Нынешняя пропаганда феминизма - страшное оружие против белой расы. Женщина, возомнившая себя равной с мужчиной - это монстр, который быстро доводит мужчину до могилы своими капризами, агрессивным непониманием смысла его жизни и образа его мысли; это инструмент, при помощи которой становится действенной реклама, требующая непрерывного обновления барахла мода, дегенеративное искусство, прочие еврейские штучки.

Алчность женщины порождает корысть мужчины, её самоуверенность - его подавленность.

Культ здоровой семьи поощрял рождаемость и желание быть хо­рошими родителями. Отлично оборудованные роддома, с отличным обслуживанием, пансионаты для беременных, обеспечение их луч­шим в мире питанием, — всё это сопровождалось мощной экономи­ческой поддержкой государства, ставшего «своим». И дети, подрост­ки, например, не обижались, когда полицейский вырывал из рук сигарету. Курить до 18 лет в рейхе запрещалось.

Много клеветали насчет стерилизации. На самом деле стерилиза­ция рекомендовалась носителям тяжёлых генетических дефектов по­сле тщательной медицинской проверки и выдачи сертификата годно­сти или нежелательности беременности. В конце концов, если он и она решали рисковать — они рисковали, но уже не вслепую. Что делать, если объективно получалось, что среди, мягко говоря, не-немцев, относительное число дегенератов было значительно больше — это потом и сами «не-немцы» вовсю признавали.

Здоровым и разумным предоставлялись все возможности для того, чтобы иметь как можно больше детей. А чем больше нормальных детей в нормальной семье, тем больше вероятность рождения талан­тов. Моцарт, скажем, был седьмым из семи детей, Бисмарк — четвер­тым из шести. Кант — четвертым из девяти, Бах — шестым из двенадцати, Вагнер — девятым из девяти. Это я помню по многочис­ленным плакатам, наводнившим Германию вместо пропаганды гряз­ных сексуальных извращений. Количество идиотов уменьшилось не потому, что их якобы расстреливали, а потому, что их воспроизводство не поощрялось. Ложь, что здоровье слишком трудно определить, отличить от нездоровья, калеку от атлета, идиота от гения! Ложь, плодимая ущербными людьми, тайными и явными диверсантами. Это было железным законом. И потому не стало подкидышей. Бросают детей в обществе, которое разучилось любить и ценить жизнь, которое погружено в грёзы телевидения и корыстных мечтаний, ко­торое любит манекенов, а не живых людей. Сейчас здесь, даже в нашем посёлке, по улицам средь бела дня ходят убийцы. Только Бог ведает, сколько по «цивилизованному» миру ежедневно убивается детей. Их режут на части, травят в утробе, вытягивают специальной трубой. В каком-то журнале видел: сваленные в кучу мёртвые дети — результат только одного утра работы канадской больницы. Звер­ский «демократический свободный мир» плодит преуспевающих убийц. В нашей Германии врач, делающий аборты, был бы изъят из общества и помещён в концлагерь, где он не мог бы больше убивать наших детей в материнском лоне.

Запущенных детей не было. За это нас называли сторонниками тоталитаризма. Я говорил о витамине С, который давался в школах. Витамин Д получали малыши для укрепления костей. В школах же ежедневно давались фрукты.

Мы учили молодёжь ценить физический труд, спорт и природу. Таланты отбирались, уважались семьёй или классом. Это оказалось возможным после устранения разного рода дегенератов. Помню ка­рикатуру в одной из газет. Стоит такой учитель, а на доске написано:

«5х5=24. Расовых проблем не существует. Все люди равны. Больше нет наций. Избегайте родного языка. Убивайте семя в материнском теле. Бога — нет. Оставьте церковь. Не почитайте отца и мать. Никогда не воюйте. Становитесь пацифистами!»

Вот это всё и было выброшено на помойку как вредоносный бред. Как и гнилой аристок­ратизм от рождения. Новую аристократию составляли лидеры, а не квёлые носители фамилий «через чёрточку»; производители, а не бросающиеся в глаза потребители; творцы, а не раболепные копи­исты вторичных традиций. Не было больше высших и низших классов молодёжи — была белая европейская молодёжь.

Мы открыли свои сердца, собравшись вместе, осознав своё един­ство. И не только в пределах Германии. Даже американцы, русские и британцы были нам братьями по расе. Пятая симфония Чайковско­го исполнялась громадными оркестрами на площадях немецких горо­дов. И великое горе в том, что нас удалось стравить самыми иезуит­скими методами. Я понял это, помыкавшись по лагерям, где подру­жился со многими бывшими "врагами".

В течение двух лет после прихода к власти Гитлер выполнил своё обещание вернуть немецкому народу земли, до того скупленные международными мошенниками. В 1935 году германская армия вош­ла в Рейнскую область. В 1938-м были проведены законные выборы в Австрии, и народ проголосовал за присоединение к третьему рейху. Естественно, банкиры постарались организовать противодействие законному волеизъявлению. Тогда немецкие войска были введены в Австрию в марте 1938-го. Возвращены Германии были и немецкие Судеты, освобождена от порабощения Чехословакия. В 1939-м дол­жен был состояться референдум, предусмотренный Версальским До­говором — по поводу возвращения Германии «польского коридора». Но контролировавшие Польшу банкиры, как водится, взяли своё слово обратно, и приказали одураченным полякам и их армии атаковать Германию. Поляки открыли беспорядочную стрельбу вдоль всей гра­ницы с Германией. После нескольких предупреждений, оставленных без внимания, Гитлер решил положить конец безнаказанному убий­ству людей, а также вернуть награбленное поляками. 1 сентября 1939 года германская армия атаковала Польшу. В первый же день наступ­ления Гитлер заявил: «С 5.45 сегодняшнего утра мы начинаем отве­чать на выстрелы! С этой минуты мы будем отвечать бомбой на бомбу. Если кто бы то ни было будет травить нас ядом — его яд вернется к нему же!»

Как только Германия посмела оказать сопротивление провокато­рам, Англия и Франция 3 сентября объявили ей войну.

Польша была оккупирована всего за восемнадцать дней, и 19 сентября Гитлер с триумфом вошел в Данциг, где заявил, что гаран­тирует Польше свободу. Польше, а не только сотням тысяч немцев, ставших заложниками польских националистов после кабального Версальского Договора. В середине сентября Сталин занял восточ­ную Польшу и балтийские государства. Коммунистические войска попытались взять Финляндию.

6 октября 1939 года Гитлер заявил германскому парламенту, что будет стремиться к решению и разрешению проблемы меньшинств на освобожденных территориях. Иными словами, что упорядочит и отрегулирует еврейский вопрос.

Чтобы упредить агрессивные планы Франции и Англии, Гитлер наносит удар по еврейским банкирам и 9 апреля 1940 года входит в Данию и Норвегию. Месяцем позже оккупированы контролируемые банкирами Бельгия, Люксембург и Голландия — аккурат перед тем, как это сделали бы Франция и Англия, открыто готовившиеся. Черчилль тогда хвастливо заявлял, что британский экспедиционный корпус, насчитывающий триста тысяч отборных солдат, при поддер­жке Франции загонит немцев обратно в Берлин. Гитлер принял вызов и вошёл во Францию.

10 июня 1940 года Муссолини объявил войну Франции и Англии. Через четыре дня германское командование объявило по радио о тотальном разгроме французских войск между Каналом и линией Мажино. «Открытый город» Париж был открыт. В том же железнодорожном вагоне, где Германия подписала акт о капитуляции в 1918 году, был подписан мирный договор. В результате большая часть Франции была оккупирована. Кейтель тогда сказал: «Мы не можем принять возражений французского правительства по поводу настоя­щих требований Германии — они точное подобие навязанных нам в 1918-м».

19 июля 1940 года Гитлер по радио заявил о бесполезности боевых действий со стороны Англии и предложил ей подумать и положить конец войне, прекратить гибель ни в чём не повинных людей в интересах всемирного Ростовщика. Он сказал тогда: «В этот час я чувствую себя обязанным прислушаться к голосу совести и предло­жить Англии образумиться. Я надеюсь, что нам хватит разума пере­стать говорить о грядущих победах. Я не вижу причин, которые могли бы оправдать продолжение этой войны. Жертвы, которые может при­вести продолжение огня, тревожат меня, ибо я предпочитаю беречь свой народ так же, как, надеюсь, и вы».

Как и следовало ожидать, предложение о мире было отвергнуто, поскольку мир означал конец коммунистической экспансии на пла­нете. Один из мерзейших политиков XX века, Черчилль, лгал британцам о Германии и призывал их воевать. Полупьяный глава Бри­тании обрекал на смерть миллионы невинных людей, — и англичан, и немцев, и многих иных. Так и начиналась вторая мировая война.

В 1940 году англичане начаты бомбежки германских городов. Не­смотря на это народы мира оболванивались лживой прессой, пред­ставлявшей Германию ненасытным агрессором. Налёт на Лондон стал лишь возмездием за уничтожение с воздуха тысяч немцев коро­левскими ВВС. Первые воздушные налеты против мирного населе­ния совершили контролируемые банкирами королевские ВВС, а не люфтваффе.

Вскоре после прихода к власти на другом берегу Атлантики Руз­вельт в благодарность за обеспечившие его избрание президентом деньги признал порабощённую Россию. В 30-е годы Америка активно помогала Советскому Союзу деньгами и военным снаряжением. Руз­вельт также направил деньги и на поддержку Англии. Например, он послал 50 морских эсминцев единовременно. В другой раз он передал 800 тысяч винтовок с боеприпасами. И всё это — перед вступлением в войну США, то есть когда его страна формально была нейтральной! Но всё это оплачивалось ради «высокой» цели — вовлечь США в войну ради талмудическо-коммунистической экспансии по всему миру.

Многие небольшие государства присоединились к Германии. Это дало рейху нефть. Риббентроп говорил: «Сегодня Германия, Италия, Венгрия, Румыния, Чехословакия, Болгария, Финляндия и Югосла­вия объединились в духе новой солидарности для предотвращения дальнейшей военной экспансии. Это стало сокрушительным ударом по еврейству и Советскому Союзу. Они надеялись обезоружить Гер­манию путём вторжения в эти страны и захватить их раньше, до того как Гитлер узнает, что Советы не будут продлевать пакт о ненападе­нии». Ситуация сильно осложнилась для врагов рода человеческого. С потерей государств, имеющих с СССР общую границу, с их бога­тыми запасами сырья, имея Англию при последнем издыхании, ми­ровой Ростовщик решился на рискованный и опасный план, согласно которому Советы нападут на Германию, когда это будет для неё полной неожиданностью. Но Гитлер сознавал такую возможность несколько лет назад, когда наши агенты и русские националисты передали в Германию, что Советы готовятся к нападению. Но Гитлер двинулся первым.

Мы понимали дело так: Германия боролась за своё существование, а коммунистическая Москва готовила нам удар в спину. Не знаю по сей день, и, видимо, никто не узнает, насколько вредило Сталину его окружение, его высшие должностные лица в армии, а насколько он вредил себе сам. Думал я на лесоповалах и о том, что ведь и у Гитлера было окружение, и он порой не мог быть самостоятельным в своих решениях, и его приказы могли доводиться до абсурда или не исполняться. Больше того, приходила мне мысль и о том, что ни у того, ни у другого в иные моменты просто не было достаточной полноты вла­сти, достаточной информации. Этим не могли не воспользоваться враги рода человеческого... Так или иначе, 12 миллионов русских солдат не могли удержать германского натиска. Гнилость коммуни­стической власти сказалась в том, что четыре миллиона русских сдались в плен, и далеко не всегда это было вынужденной мерой. Советские армии отступали по всему фронту.

6 декабря 1941 года германские войска были всего в нескольких километрах от Москвы. Некоторые мелкие отряды сражались даже в пределах города. Всемирный заговор против человечества дышал на ладан, как никогда ранее. Страшные усилия предпринимались для вовлечения в войну Америки. Это оставалось практически единственной надеждой мирового Ростовщика.

Во время выборов Рузвельт обещал, что ни под каким соусом не пошлёт американских солдат воевать за океан. Но был разработан сатанинский план. Было известно, что Германия и Япония подписали договор о взаимопомощи друг другу в случае нападения на одну из сторон. Было известно и то, что заставить Америку воевать можно лишь в случае нападения на неё. Обдумали вопрос: как бы оскорбить японцев таким образом, чтобы они не смогли спасти честь, не ответив военными мерами.

И Японии объявили ультиматум: её флоту запрещается находить­ся дальше трехсот миль от японских островов, все её войска, находя­щиеся за пределами Японии, должны вернуться домой. После этого ультиматума Япония оскорбилась и напала на американский флот в Пёрл-Харборе. Пёрл-Харбор в этой дьявольской игре и играл роль приманки. Этим объясняется то, что системы раннего оповещения, - ни один радар, - мистическим образом не обнаружил надвигающуюся армаду японских бомбардировщиков. Больше трёх тысяч американ­цев и масса кораблей, — вот была цена вовлечения в войну Соеди­нённых Штатов.

7 декабря Рузвельт появился перед конгрессом и объявил о вступ­лении Америки в войну против Германии. В течение 1942 года в Россию и Англию было отправлено громадное количество разного рода грузов. Американские солдаты направлены на Тихоокеанский театр военных действий. Мак-Артуру толком не помогали, - для того, чтобы поддерживать температуру возмущённой американской общественности, на виду у которой уходить уже было нельзя. Не будь увязания США на Тихом океане, ничем нельзя было бы оправдать непомерные поставки военного снаряжения.

Благодаря американской помощи Германию бомбили день и ночь. Коммуникации, связывающие страну с Восточным фронтом, были оборваны. Разрушены румынские нефтяные поля. Немецкие войска стали страдать от недоедания и холода. Они начали терять завоёванные территории на всех фронтах. Для пресечения смертоносной по­мощи, усиливающей Англию и Россию, в Северной Атлантике нача­лась подводная война с конвоями союзников. В Киле и Гамбурге изготовляли целые стаи субмарин. Весной 1942 года миллионы тонн военного снаряжения союзников оказались на дне океана. Вся Атлан­тика была покрыта нефтяными пятнами. Замерзающая, голодная, лишённая поддержки тыла немецкая армия каким-то сверхъестест­венным образом ещё продолжала побеждать.

В 1942 году СССР обратился к банкирам Лондона и Вашингтона с просьбой об открытии второго фронта. Я лежал в госпитале после ранения, когда по радио услышал голос фюрера: «Каждый должен знать, что сегодня существует только долг перед нацией. Невзирая на личные отношения, я буду изгонять с ответственных должностей всякого нарушившего закон».

Даже в это время, когда над немцами нависла смертельная опас­ность, дух народа оставался на высоте. Стройные отряды шагали по улицам почти полностью разрушенных бомбами городов, видя сотни и тысячи изувеченных трупов мирных граждан. Эти люди остались один на один с призраком Сатаны и его верных слуг, один на один с целым одураченным лживой пропагандой миром.

Германия сражалась на всех фронтах, от ледяных гор до Бискай­ского залива, до африканских пустынь и Дальнего Востока. Немцы понимали, что враги рода человеческого не простят им того, что они решились разоблачить их козни против человечества, понимали, что чудовищная клевета свинцовой плитой придавит их подвиг, клевета, масштабами своими превосходящая все клеветы мира, вместе взятые.

На многие германские города за один налет сбрасывалось до мил­лиона бомб. Мне довелось быть в Дрездене сразу после садистских бомбардировок. Много позже, уже в 60-х, мне попался в руки альбом фотографий, на которых эти трупы на фоне узнаваемых руин Дрез­дена представлялись как свидетельства зверств в немецких концла­герях. Грандиозное ритуальное убийство немецкого народа скрыто мифом о шести миллионах уничтоженных евреев. А их только в Штатах сейчас шесть миллионов. Гора пепла от шести миллионов кремированных весила бы шесть тысяч тони. 500 тысяч из 2,6 милли­онов евреев Израиля, по состоянию на начало 70-х, были узниками концлагерей. В 1939 году во Франции было 200 тысяч евреев, сейчас — 900 тысяч, в Англии тогда — 300 тысяч, сейчас — 600, в Канаде соответственно 150 и 400, в Аргентине — 200 и 800. А сколько бежало в Россию?

Мой двоюродный брат, погибший в мае сорок пятого при обороне Берлина, был связан с лагерной администрацией и показывал мне секретную директиву Гитлера-Гиммлера от 26 октября 1943 года, направленную комендантам девятнадцати германских концлагерей. Я хорошо по­мню этот документ. В нём говорилось, что рабочий потенциал заключённых обретает важное значение для рейха в условиях больших людских потерь на фронтах — потому и секретность. «Нужды окон­чательной победы», как там говорилось, диктуют необходимость бе­режного отношения к заключённым. Допускалось лишь десять про­центов неспособных к труду из-за болезней. Помню перечень мини­мального рациона питания из двадцати пунктов. Указывалось, как приготавливать овощи и картофель, какие приправы использовать. Подогретая провизия не должна снова разогреваться, а использовать­ся горячей. Количество жидкости в день должно быть не меньше литра, но «не жидких супов, а густых, питательных блюд». Повара должны следить, чтобы на одного узника приходилось в день не меньше двух-трёх граммов соли. В отличие от солдатского рациона, мясо предписывалось рубить на куски и гото­вить вместе с овощами, только занятым на тяжёлых работах полага­лись дополнительно сосиски. Директива допускала воз­можность дополнительного питания, вроде дрожжей и творога. Под­черкивалось, что поступивший только что заключённый должен пол­учать такие же порции, как и другие. Получение подарочных посы­лок поощрялось. Не были забыты и необходимые паузы для пищева­рения между раздачей блюд. Особый раздел относился к одежде: «Если пальто не достать, должно быть две куртки», и другое в том же роде. Оговаривалось до подробностей медицинское обслуживание и профилактика заболеваний, особенно простудных, вплоть до горячих напитков во время работы зимой на воздухе. Подписавший директи­ву группенфюрер СС объявлял себя лично ответственным за её ис­полнение. Как видно по цифрам, директива достигла своей цели: заключенные выжили. Хотя возникшая в результате бомбовых уда­ров антисанитария создала условия для редкой для Европы эпидемии тифа. А Красный Крест не смог спасти тех из узников концлагерей, которые были переданы Германией под его ответственность тогда, когда она сама была уже не в силах обеспечить их достойное сущест­вование. Заключённых стригли наголо, сжигали одежду в печках, специально для этого построенных и сыгравших потом роль газо­вых печей, регулярно водили в баню, объявленную победителями крематорием, — но многие всё же были скошены тифом, эпидемия которого охватила в сорок четвёртом пол-Европы. В Сибири я встре­чал многих, кто имел возможность сравнивать условия содержания заключённых в Германии и в России. Они подтверждали мои наблю­дения. А если бы мы сейчас в этой больнице, или даже вне её, питались так, как в лагерях рейха, мы чувствовали бы себя намного лучше.

Я рад за тех, кто выжил, естественно, независимо от националь­ности. Но, согласитесь, довольно странно, когда миллионы «жертв» вымогают компенсаций за свою «гибель в газовых печах» у народа, значительная часть которого была действительно истреблена. Ведь только в Силезии исчезло больше четырёх миллионов немцев, большинство из которых было уничтожено сразу после войны. Почти два миллиона убито в Померании, почти полмиллиона - в Данциге, боль­ше двухсот тысяч замучены в Судетах — там осталось сто тысяч вместо почти четырех миллионов. Это, конечно, не означает, что все четыре миллиона были уничтожены, всего двести тысяч. "Всего..." Но и исчезновение из центральной Европы миллионов евреев тоже не может означать их уничтожения, тем более что из чего-то "соста­вилось" населения Израиля. Ясно, что миф о шести миллионах ну­жен для возбуждения сострадания и симпатий христианского мира.

К сорок четвёртому году против немцев были сосредоточены страшные силы. В конце января 45-го Гитлер выступил с последним радио-обращением к народу и призвал немцев стоять до конца. Одни видят в этом паранойю, а другие — те, кто не утратил понятия о чести — высокий дух. Таких, "других", в Германии было подавляющее большинство. Я помню это обращение почти дословно: «Я надеюсь, что каждый немец сделает всё от него зависящее для исполнения своего долга. Вы приняли достойно все муки, которые на вас обруши­лись. Я призываю всех здоровых немцев отдать свои тела и жизни Германии. Я призываю каждого фермера напрячь каждый нерв, но дать хлеб солдатам и рабочим. Я призываю всех женщин и девушек поддержать святую борьбу с той же предельной самоотверженно­стью, которую они столь долго демонстрировали. Я обращаюсь особо к германской молодёжи. Пока мы стараемся сохранить нашу здоро­вую общность, мы имеем шанс с чистым сердцем предстать пред всемогущим Богом и надеяться на Его благословение. Больше этого никакая нация сделать не может».

В последний день рождения Гитлера, 20 апреля 1945 года, к исстрадавшемуся, израненному, лишённому крова немецкому народу обратился из бункера Гитлера Геббельс. Это было послание миру, от мира сокрытое. В нём всё было чистой правдой, которую кто-то толь­ко чувствует, кто-то только начинает искать. А я и его помню. Вот оно: «Военные катаклизмы приближаются к концу, но безумие счи­тать, что враждебные силы заставят человечество забыть об этом кульминационном моменте всемирной борьбы. После него весь мир опутает ощущение позора и отвращение к воцарившейся лжи. По­рочная коалиция плутократии и большевизма раскалывается и рас­колется. К чему идёт дело на нашем континенте? Советы имеют возможность утвердиться по всему побережью Атлантики. Англия раньше или позже понесет наказание за своё предательство Европы. В Америке, возможно, этот ужасный феномен проявится через ев­рейскую прессу, с помощью которой держится под контролем тамош­нее общество. Если мир ещё жив, то жив благодаря таким людям, как наш фюрер...»

Я уверен, что Гитлер не застрелился, а погиб 30 апреля при обо­роне Берлина. Уверен, потому что победители ни за что не могли допустить, чтобы он остался в истории мучеником. Фальшивая вер­сия о его смерти — это версия потерявших понятие о чести победите­лей. 1 мая радио Германии объявило о том, что Гитлер погиб в бою, «исполняя до последнего дыхания свой долг во имя Германии, сража­ясь с коммунизмом». Мощь целого мира, обрушившаяся на Герма­нию, оказалась непреодолимой. Враги рода человеческого после вой­ны преуспели в промывании мозгов — теперь им не мешала страна, понявшая суть коммунистической опасности. Предполагалось, что вторая мировая война покончит с войнами — а поглядите, что вышло, что происходит теперь.

Христос говорил: «Знайте истину, и истина сделает вас свободными». Теперь вы знаете истину. Можете кому угодно предложить опровергнуть то, что я вам рассказал. Если мир не хочет знать истину — он превратится в один бескрайний концлагерь. А рабов легко и уморить при желании. Поверьте, такое «желание» существует.

Любой катаклизм, а тем более война, заставляет активизироваться не только героев, но и подонков. Этим я объясняю непростительные зверства как с нашей, так и с нашей стороны. Другое дело, что победитель имеет склонность выпячивать грехи побеждённых и, конечно, снова побеждает с разгромным счётом «100:0».

Я воевал против вас — вы воевали против меня, но в России я обрёл вторую родину, потому что понял, что в этом веке вас скрутили первыми, и Россия — страна-мученица, потому и угодна Богу. Как, хочется верить, и Германия. Есть вещи, которые выше и значитель­нее земных недоразумений, даже военного единоборства. Горькая правда о третьем рейхе заставляет задуматься об этих вещах всерьёз.

Я совсем скоро умру. Но совесть моя чиста. Вам же — спасибо за то облегчение, которое я испытываю, рассказав всё, как на духу. Аминь!..

X X X

Тело Генриха Эриковича Штихеля несколько дней находилось в больничном морге, пока искались средства на его похороны. Самое ценное, что осталось после него, — кроме очков, — десять папок с вырезками из разных газет. Вырезки были испещрены красным фло­мастером. Об этом я узнал от соседей, спаливших их в своих печках.

 

 

 

Дьяков Игорь Викторович