Дьяков Игорь Викторович
ЛЮДИ ДЕЛА
(Триптих)
ПРЕАМБУЛА: Разрушители Отечества создали своего рода иконостас из "властителей дум" литературно-политического пантеона, которые только и всплывают при описании того или иного исторического момента. Но ведь не бледные поэты, ни тем более "пламенные революционеры" — холёные болтуны и резонеры — создали кропотливым трудом Великую Россию. Напротив, безответственная болтовня, а то и бомбометательство, привели десятки миллионов к погибели в прошлом, и к убогому существованию в настоящем.
Объективное исследование истории приводит нас к выводу о необходимости возрождения волевой идеи. Той самой идеи, которая некогда питала и создавала российского Хозяина.
ЛЕВША
Русский умелец Алексей Филиппович Гладкой
С. Хомяков в статье "Мнение иностранцев о России" справедливо заметил: "Избави Бог от людей самодовольных и самодовольства народного; но надобно признаться, что всякая добродетель имеет свою крайность, в которой она становится несколько похожею на порок". Алексей Степанович писал о доходящем порой до абсурда нашем самоуничижении, которое принимается за убожество людьми недалекими, каковыми являются практически все "иностранцы в России".
Но надо сказать, что главная ответственность за это самоуничижение лежит на людях пишущих, публичных. Об этом вспоминаешь, к примеру, глядя фильм советского режиссера "Левша". Ёрничество почтенного Николая Семеновича Лескова весьма выпукло доведено кинематографистами до полного глумления над русской историей и русским народом. И за неимением ничего иного в сознании занузданного "советского" человека уже прямо впечатывается изуродованный образ и эпохи, и русского мастерства. "Я этот рассказ сочинил... Всё в нем мною выдумано", — писал Лесков, а совкритики рылись в поисках прототипа. Не нашли.
Поможем им, поелику возможно.
Знакомьтесь: Гладкой Алексей Филиппович, механик, живший аккурат во времена литературного Левши: в конце XVIII — начале XIX столетия. Первая известность пришла к нему во время приезда в Петербург знаменитых на всю Европу Цолля и Коппе — изобретателей "перпетуум-мобиле", который они прибыли демонстрировать "русским варварам" после блистательных гастролей по "просвещён ной" Европе. Плати два рубля — и приобщишься к достижению цивилизации!
Заплатил и Алексей Филиппович. Зашел, пригляделся, тихонько вышел. А через несколько дней напечатал в газетах приглашение поглядеть бесплатно в его мастерской машину Цолля и Коппе и дать некоторые объяснения. Последние состояли в том, что заезжие светила — попросту жулики: воспроизведённый Гладким прибор заводился раз в сутки скрытой в колесе пружинкой. Европейское жульё тогда, в отличие от времён нынешних, скоренько покинуло русскую столицу...
Чем не сюжет? Разве что концовка "подкачала": вместо лелеемых либерально настроенными перьями батогов (чего еще ждать от "тирана"?) механик получил от Александра I 500 рублей.
А в другой раз русский купец, чтобы подивить домочадцев, купил на аукционе иноземную механическую куклу, но дорогущая вещь оказалась неподвижною сразу после доставки: тоже "завод кончился". Англичанин-мудрец, то бишь живший в Петербурге английский механик, за "поправку" запросил аж 2000 рублей — вчетверо больше царского подарка русскому умельцу. А тот сделал работу за триста: в голове куклы обнаружилась "недостача" пружинки размером с зернышко, которая приводила в движение глаза, рот и серьги в ушах.
После этих дел Алексей Филиппович Гладкой по воле императрицы Марии Федоровны получает место на Александровской мануфактуре. Там и начинает он заниматься главным предметом своей деятельности: усовершенствованием прядильных машин. "Цеховая легенда" (авторский подзаголовок — а ведь целиком им же сочиненная!) поведала миру об оружейнике, но мир во времена Левши хорошо знал о наших оружейниках еще с шуваловских "единорогов", с суворовских походов и в ходе блистательной карьеры Наполеона в России и после России. Да и в сфере "легкой промышленности" мы уступали, и то нередко только из вежливости, лишь голландским да английским рабочим, вскоре, как помним, прославившимся движением разрушителей машин — "луддитов". В конце XVIII века, к примеру, на заседании английского парламента не раз ставился вопрос о бессилии "владычицы морей" в случае прекращения поставок русских льняных парусов.
Так вот, в то время, когда французским правительством была назначена большая награда за изобретение хорошей прядильной машины, Алексей Филиппович Гладкой такую машину создаёт. Эта машина производит вчетверо больше пряжи восьми типов ("нумеров"), чем лучшие современные ей образцы.
После переезда в Москву мастер-механик продолжает свои занятия. Он создает замечательную по простоте и оригинальности прядильную машину, которая в равной мере могла быть использована (в действительно позднее стала использоваться) как на фабрике, так и в крестьянской избе. К тому же она значительно облегчала труд на ней работавших, освобождая их от "утомительного и беспокойного телесного движения". Гладкой сделал и большие экземпляры, приводимые в движение водой или лошадьми. Машина могла прясть множество ниток даже при разрыве одной или нескольких из них: отдельные веретена останавливались при разрыве давлением ноги на педаль без прекращения действия других веретен. На "избяном" варианте машины Гладкого деревенская пряха свободно вырабатывала в день полторы тальки, то есть примерно 7200 аршин ниток — это чуть меньше пяти верст, половина обычной недельной нормы очень хорошей пряхи.
Алексей Филиппович был человеком небогатым и потому, как правило, ограничивался устройством небольших моделей изобретенных им машин. Они украшали его мастерскую, привлекая внимание многочисленных любопытных. Собственных средств на постройку новых экземпляров своей прядильной машины не хватало... И тут либеральствующий друг народа может написать целое полотно, "цеховую легенду". В легенде хорошо бы, чтоб царские сатрапы описали имущество, закопали умершего от чахотки изобретателя в дешевом гробу, а модели растащили для своих буржуйских детишек.
Всякое бывало, и везде всякое бывало, и причем "всякого" в иных краях бывало не меньше, а больше. Но пронзающие века глумливые мифы-штампы блюлись только у нас. Как в воду глядел Ключевский, один из умнейших русских историков, когда писал: "вырастает представление, которое становится питательным содержанием пессимизма". И далее: "Русская мысль и русская действительность далеко разошлись друг с другом и идут каждая своей дорогой... первая, не понимая потребностей второй, не в состоянии направлять её, а вторая, предоставленная своим стихийным влечениям, может привести к роковым результатам..." Ключевский противится этому собственному наблюдению, но всего через шесть лет после его смерти оно получило более чем полное подтверждение (он умер в 1911 году).
На деле Алексей Гладкой объявляет подписку на покупку его машин по 250 рублей за экземпляр. "Московские Ведомости" печатают объявление. "Русский Вестник" и "Вестник Европы" пишут об изобретателе. Подписка идет успешно. Явились и те, кто жертвовал деньги, отказываясь от прядильных машин — исключительно "для пользы дела". Некто подполковник Ярославов, например, подарил сто, а П.И.Бибиков — даже тысячу рублей.
Алексей Филиппович и сам сделался жертвователем. До нас дошли его слова, сказанные при этом: "Труды мои час от часу более вознаграждаются: надобно и мне быть благодарным". Затем вынул сто рублей и с робостью, ему присущей, произнес: "Я долго испытывал, каково терпеть бедность; прошу употребить сии деньги для вспомоществования бедным, в изъявлении благодарности за то участие, которое принимали во мне наши соотечественники. Дай Бог, чтобы и другие мои земляки также были счастливы, как я''.
Гладкой получил возможность расположиться в просторной мастерской, расширить производство машин, выполнять крупные заказы (в частности, на фабрике Грачева в Москве).
Искусство и труды Алексея Филипповича получили должную оценку и со стороны знаменитого Кулибина. Старый механик в 1810 году, прочитав о нем в "Русском Вестнике", сказал с восхищением: "Жаль, я так стар! А то поехал бы в Москву обнять моего собрата".
Гладкой не был механиком-самоучкой, как его "собрат" Кулибин, он широко пользовался специальной иностранной литературой, не жалея часто последних денег для приобретения книг. Он обучался в Императорской Академии Художеств, немало ездил по стране. Но ведь и лучшие тульские оружейники не были этакими "дичками"-самоучками. В России существовала целая сеть ремесленных школ разного уровня, а талантами нас Бог не обидел.
Так зачем же "пускать пули", хоть и эстетически грамотно?
Зачем представлять недоумками двух великих русских государей — Александра I и Николая I ? Тем более, что Платов, "опекавший" Левшу, скончался в 1818 году, за семь лет до воцарения Николая Павловича. Да и скончался не в паутине, всеми забытый ("теперь меня больше не уважают", сказано у Лескова), а в славе, при деле — возведении и благоустройстве великолепной новой столицы донских казаков, Новочеркасска, при возведении прекрасного Вознесенского собора, в заботах о развитии народного образования на Дону и казачьей артиллерии. 45 лет прослужив во славу Отечества, Платов отказывался отдыхать: "Кем вы меня хотите сделать, ребенком, что ли?"
...Интересно, на сколько кусков и за сколько секунд изрубил бы старый атаман позднейших "хохотунчиков" над Русской Славой?
ГРАФ-АГРОНОМ
В 1868 году, как отмечено на интеллигентских скрижалях, родился "великий пролетарский писатель" и был написан "Идиот". Вроде всё?
Конечно, нет. Тёплым октябрём этого года, в частности, в местечке Смела Черниговского уезда Киевской губернии наблюдалась скорбно-величавая картина. Тысячи крестьян, отложив лошадей и обливаясь слезами, по очереди везли богатый гроб, осыпанный цветами, везли несколько вёрст. Хоронили графа Алексея Андреевича Бобринского, шталмейстера Высочайшего двора, известнейшего сельского хозяина и сахарозаводчика.
Ровесник века, он вышел в отставку 28 лет, после учёбы в училище колонновожатых и службы в кавалерийском полку. Его ещё приглашали, и он шёл на службу "по линии" министерства финансов. Но главное поле деятельности графа Алексея Бобринского сосредоточено было в двух его имениях: сначала только в тульском (село Михайловское Богородского уезда), в котором имелось 12 тысяч душ и 40 тысяч десятин земли, затем и в упомянутом черниговском имении.
Коренным направлением графских усилий было свеклосахарное производство. В начале 30-х годов им был устроен в Михайловском первый большой завод. Алексей Алексеевич «'кормил'' его свекловицей, которую покупал у своих оброчных крестьян по выгодной для них цене и в счёт оброка. Там же он первым в России устроил холодную вымочку свёклы, истратив на опыты и выписку из-за границы дорогих машин несколько десятков тысяч рублей.
В конце 30-х, когда разночинцы грозно доставали из карманов грязные носовые платки, в Смеле закладывался огромный рафинадный завод и ещё несколько — поменьше — в других местах Киевской губернии. Свеклосахарная промышленность в юго-западном крае обязана своим рождением высокородному графу.
Введение в дело новейших машин и аппаратов было поставлено на столь широкую ногу, что это повлияло на развитие машиностроитель ной промышленности в России.
Парижское машинное заведение "Дерон и Кайль" открыло склад своих машин прямо в имении Бобринского и расширило производство до громадных размеров. По примеру графа только в Киевской губернии в считанные годы было построено около семидесяти заводов, множество ремонтных мастерских.
Важно отметить, что на всех заводах управляющими были русские, воспитанники технологического института. Граф поставил дело так, что, проработав на одном месте несколько лет, они шли на новое, но уже со значительно большей степенью самостоятельности Национальные кадры — самые надёжные, — в те поры это считалось аксиомой.
Широко привлекал Алексей Бобринский и ученых технологов: многосторонние и "многолетние исследования были результативны, потому что свободны.
Граф не писал стихов на досуге. Единственное сочинение вышло незадолго до смерти, и было сугубо специальным. Но изобретать — изобретал. Алексей Бобринский — создатель плуга-углубителя. Он много работал над совершенствованием возделывания пашни, севооборотов, рациональным применением удобрений. Одним из первых в стране он занялся травосеянием на обширных пространствах. Придуманное графом новое устройство зерновых сушилок и хлебных магазинов быстро распространилось по России.
В лесах Алексей Алексеевич установил строгую таксацию — для упорядочивания вырубок. Дрова были недёшевы, и он на заводах стал использовать лигнит, нечто вроде угля. Но сначала он послал 5000 пудов в Пруссию на испытания. Уголёк оказался хорошим, спасибо Европе за труды.
В те годы, когда вылупившиеся демократы готовились смотреть сны Веры Павловны и ныли по поводу угнетённого народа, граф Бобринский ввёл в своих имениях самоуправление, упорядочил распределение рекрутской повинности, наладил стройную систему хлебных запасов.
Неурожай 1839-1840 годов был жестоким испытанием для графских начинаний. И Алексей Алексеевич с честью их выдержал. Он прокормил крестьян за свой счёт, истратив 40 тысяч "ещё тех" рублей.
Одно простенькое соображение приходит на ум в связи с этим.
Подобный поступок был характерным, обычным в то время. Почему же мы помним лишь самодуров да тупиц, и даже не конкретных, а "типических", то есть выдуманных? Ясно, почему. Орден русской интеллигенции добросовестно и, что ужасно, искренне исполнил социальный заказ разрушительных сил. Так уж он устроен. И оттого, что подлая ложь была ' 'сработана'' талантливо, она видится ещё более подлой.
И ещё. Способен ли накормить своих избирателей депутат? Вопрос риторический, и может быть поставлен иначе. Граф спасал людей и трудился во благо их, благо, очевидное для тысяч крепостных крестьян. Чем оправдают свою жизнь мириады бездарей-политиканов нашего времени?
Граф Бобринский был богатым человеком — одних акций Царскосельской дороги взял на 250 тысяч рублей. Дело было новое, рискованное. Однако насколько же мелки наши богатеи, у которых загребущий инстинкт подавил всё человеческое! Остаётся надеяться, что безлюдье это временное. Искалеченное поколение ренегатов-вырожденцев пройдёт, как бред температурный.
Алексей Алексеевич Бобринский был вписан не только в Бархатную книгу. Он являлся почётным членом московского и южнорусского отделений Вольного экономического общества, выпустившего в его честь особую медаль и поместившего портрет графа в зале своих заседаний.
Через четыре года после его смерти, 6 февраля 1872-го, в Киеве был открыт памятник графу-агроному. Средства на него собирались по подписке, и большую их часть составили крестьянские копейки и рубли. Народ тогда ещё знал, кто его действительные друзья...
"Люди дела" — под этой рубрикой мы хотим по мере сил воскресить в потомстве имена и дела людей, сокрытые от нашего взора недобросовестными историками. Разрушители Отечества создали своего рода иконостас из ' 'властителей дум'' литературно-политического пантеона, которые только и всплывают при описании того или иного исторического момента. Но ведь не бледные поэты, ни тем более "пламенные революционеры" — холёные болтуны и резонёры — создали кропотливым трудом Великую Россию. Напротив, безответственная болтовня, а то и бомбометательство, привели десятки миллионов к погибели в прошлом и к убогому существованию в настоящем.
Объективное исследование истории приводит нас к выводу о необходимости возрождения волевой идеи. Той самой идеи, которая некогда питала и создавала российского Хозяина.
ЦАРСКИЙ МИНИСТР
Карьера Дмитрия Гавриловича Бибикова началась в турецкую кампанию, в сражениях у Журжи и Траянова Вала, а продолжилась в Отечественную 1812 года, когда 20-летний адъютант Милорадовича, убитого впоследствии преступной рукой Каховского на Сенатской площади, воевал под Витебском и Смоленском.
При Бородине он прибыл к принцу Вюртембергскому за подкреплением. Его спросили, куда посылать. Он поднял левую руку — в это мгновение её оторвало ядром. Он указал правой: "Сюда, поспеши те", и был ранен в грудь. Штабс-капитан с орденами свв. Георгия и Анны двух степеней, вместо того чтобы уйти на покой или "колдовать" против самодержавия в тайных обществах, отдает себя служению русскому царю, то есть распоряжается своей жизнью как муж чина и верноподданный, что на самом деле и является высшей доблестью.
Дмитрий Гаврилович Бибиков становится сначала владимирским вице-губернатором, затем саратовским губернатором, а в 1821-году — московским. В 1824 году ему исполняется тридцать два. Трудясь в департаменте внешней торговли, он борется со злоупотреблениями в таможенном ведомстве, принимает деятельное участие в трудах комиссии по составлению законопроектов, обеспечивающих взаимное доверие в торговых оборотах. (Надо полагать, публикация этих отечественных документов принесла бы больше пользы, чем многократное переиздание безумных декабристских прожектов.) Ан на с бриллиантами и чин тайного советника были наградой за эти труды.
В 1837 году умер Пушкин, и для несчастного "совка" всякое светлое начало в русской истории прекращается вплоть до 1917 года. Однако Россия под скипетром Николая Павловича, к счастью, не "умерла". Дмитрий Гаврилович Бибиков принимал самое активное участие в её расцвете, став в последние дни года киевским военным губернатором, ответственным и за гражданскую часть, а позднее к тому же — и генерал-губернатором подольским и волынским, со званием сенатора, "обхохоченным" русской "демократической" литературой.
Интересно, что уже тремя годами позже был издан рескрипт с оценкой его деятельности: "за благоразумное содействие мерам, предпринятым к слиянию Западного русского края с древним отечеством природных его жителей и за попечительность управляемых губерний". Как видим, в нормальной России жаловали как раз за то, за что в теперешней — хают. Ну и результаты соответственные.
Бликов решительно заменил местных чиновников, не считающих Россию своим Отечеством, что крайне поучительно для нас. Причем запретил в течение 60 лет земельные имения дробить, продавать или закладывать. Он лишил — естественно, без оглядки на Ватикан или на кого бы то ни было на Западе — католическое духовенство права поземельного владения. А когда проверил местную шляхту на дворянство, оказалось, что большая часть её — попросту жулики, и податного сословия прибавилось.
В отличие от привычных нам бездарей минувших и настоящих времен, генерал-губернатор Бибиков занимался вопросами культуры не время от времени, а постоянно; не популистски, а со знанием дела; не как временщик, а как сын Отечества.
Он учредил центральный архив в Киеве, а созданная им комиссия для хранения и издания древних актов сразу же опубликовала доказательства принадлежности юго-западных областей к коренным русским землям. Бред, подобный нынешнему ("великий украинский князь Владимир" и прочее), был в то время, конечно, исключен совершенно.
В цветущее состояние при Бибикове был приведён Киевский институт благородных девиц, а женскому училищу графини Левашёвой было предоставлено прекрасное здание.
Нельзя сказать, что враждебные губернатору партии бездействовали. Но и нельзя сказать, что герой Бородина принимал их всерьез — велика честь! "Царский сатрап" отлично знал как должно поступать с фрондирующими дешевками. На их демонстрации он отвечал... шутками.
...Как-то на домашнем спектакле у одного польского помещика в ходе действия порицался губернатор. Узнав об этом, Бибиков заставил просто повторить спектакль с теми же актерами, но в присутствии своего адъютанта. Обливаясь трусливым потом, "герои" с заиканиями повторили действо. Интересно, что последующие историки и беллетристы называли "революционным" и "прогрессивным" все, что было направлено против всего и вся, и в частности лютую шляхту, лютую но отношению к крестьянству.
Вот в ресторане (!) запели польские патриотические песни. Воспоследовал приказ губернатора: "певцам" разучить под руководством присланного к ним регента и пропеть в присутствии Бибикова народный гимн России "Боже, Царя храни!"
В 1851 году, знаменательном для "совка" только смертью Гоголя, Бибиков становится министром внутренних дел и ещё — почетным членом Демидовского дома, генерал-адъютантом. Особое внимание в эти годы он уделяет детским приютам и народной переписи.
Во время войны "цивилизованного" Запада вкупе с Турцией против России труды и дни царского министра уплотняются донельзя. На нем — исправление дорог, создание особых станций для доставления грузов в Крымскую армию, организация вольных почт по московско-харьковскому тракту, перевязочных парков в Прибалтийском крае. По личной инициативе Бибикова создается Максимилиановская лечебница в Петербурге, инспекторство по аптекарской части в Москве, этапные лазареты в Западной Сибири. В 'войска направляются стипендиаты министерства из медико-хирургической академии. На особо выгодных условиях на места городовых и уездных врачей приглашаются вольнопрактикующие медики. Рекрутские партии обязательно обеспечиваются гражданскими фельдшера ми. Войска обеспечиваются медицинскими принадлежностями в не бывалых доселе размерах.
Бибиков запрещает вывоз хлеба за границу из Одессы и других южных портов, вывоз скота — через прусскую и австрийскую границы. Это, по нынешним меркам, преступление против "мирового сообщества", всегда укоряющего подобных деятелей в стремлении к русской автаркии.
Дмитрий Гаврилович находит возможность и средства оплатить за счет казны недоимки по нескольким губерниям, пострадавшим от недорода, выделяет изрядные ссуды на покупку скота. Заметим — это в разгар войны! Какая война, кроме войны с собственным народом, заставляет нынешних наших правителей превращать в руины великую державу? Иной постановки вопроса быть не может: как говорится, не плюй в колодец — вылетит, не поймаешь...
При Бибикове в административном отношении произошло лишь одно изменение: из киргизской степи сибирского воеводства были выделены две области — Семипалатинская и область сибирских киргизов. Заметим, никаких "Киргизских ССР" и тем паче "Казах стана" — это к слову о правопреемстве нынешней власти.
Долгие годы правление Бибикова поминалось населением Западного края с великой благодарностью: ведь он пресек экономическое господство инородцев над трудовым людом. Это яге именно обусловило незаживающую ненависть к губернатору и министру со стороны революционно-демократической общественности.
Сам же Бибиков в 1855 году оставил службу по болезни — по собственной просьбе. Личность в конце концов тяготится даже исполнением долга. В отличие от насекомого человек имеет широчайшую палитру духовных потребностей. Русский человек до эпохи победившего Бандита — необозримую.
Бибиков жил ещё 15 лет умер в своем имении в год рождения "вождя мирового пролетариата", 78 лет от роду.