Дьяков Игорь Викторович
СГОВОР "ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ"
Несколько лет назад, уже в разгар "перестройки", был я послан от большой газеты в журналистскую командировку в Ясную Поляну. Партия была еще "наш рулевой" явно, а не слегка завуалировано, как теперь, и напутствие — "сам Лигачев держит под контролем" — звучало грозно. Бонзы тогда "делали игру", заставляя миллионы простодушных следить за "борьбой" егоров с борисами, верных ленинцев с еще более верными. В "борьбе" той шли в ход самые разные "фишки". В немалом числе — и "культурные". То нечто какой-нибудь фонд создаст, другое тут же дар за рубежом примет, что-то в ответ пропищав. Одно культурный центр племени меря откроет, другое всею властною глыбою своею проявит заботу об "очаге", который, естественно, в опасности.
Должен был аз многогрешный, человек подневольный, описать страдания яснополянского парка и стоны изношенных музейных половиц.
Прошелся я должными маршрутами, поговорил со знающими людьми, музейщиками и технарями. Все измучены дрязгами, видимой бестолковщиной властей всех уровней. Горе горькое, одним словом.
Но об этом как-то всё же писалось, тем паче какие-то интеллигентские кланы глухо сражались друг с другом вокруг родовой усадьбы "зеркала русской революции", и поэтому общественное мнение волей-неволей яснополянскую проблему обсуждало. К тому же интуристы шныряют — витрина, а немытая. Безобразие!..
И захотелось мне "найти новые краски", а то уж больно все накатано. И пошел я... на кладбище города Щекино, известного своим "методом" да тем теперь, что Тальков оттуда родом.
Не поленился исходить самые заросшие тропки. Выписывал даты рождения-смерти местных жителей, как правило,, крестьян со звучными русскими именами-отчествами.
Гранитные кресты и надгробья, добротные, старинные, "сообщали" о довольно безбедной и спокойной, долгой жизни. Чугунные кресты и пирамидки вплоть до послевоенных отражали примерно такую же, разве чуть похуже, демографию. Но штамповки последних десятилетий говорили о другом: гигант химии начал работать, химизация сельского хозяйства и растущее пьянство резко скостили средний срок жизни. Среди умиротворенных и строгих бабушкиных ликов замелькали растерянные лица молодых мужчин и женщин, даже подростков.
Процветал "Щекинский метод". Гремели литавры. Сыпались награды. Нынешние лидеры наживали постыдный политический и иной капитал.
А люди умирали все чаще и скорее, матери или отказывались рожать, или все чаще рожали обреченных на пожизненное страдание. Едва оценив счастье жить рядом с "очагом культуры", люди заболевали страшными, и, вероятно, излечимыми болезнями. Как водится, ни ставить правильный диагноз, ни тратиться на лечение считалось нежелательным: это портило показателя и настроение. Таким образом, организация смерти на территории щекинского района, как и на территории России, была поставлена на поток. Говорить и писать о длящемся геноциде порабощенного русского народа было нельзя. Нельзя до такой степени, что уже никому практически и в голову это не приходило, что характерно для нашего чудовищного "общества", состоящего из гуманитарно-образованных чиновников — властителей и подъедал.
Я пошел в загс. Под предлогом прояснения вопроса о наследстве попросил карточки регистрации смертей. Тогда, в разгар "перестройки", как и теперь, ПОВРЕМЕННАЯ ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СТАТИСТИКА. ВКЛЮЧАЯ ДАННЫЕ ПЕРЕПИСЕЙ НАСЕЛЕНИЯ, БЫЛА ЗАСЕКРЕЧЕНА НА ВСЕХ УРОВНЯХ. Очевидно, что в этом смысле задачей "народной власти" является не увеличение, а истребление русского населения.
Прихватил карточек поболе, за разные годы. На однотипные и явно случайные причины смерти почти не обращал внимания, хотя неуклонный рост смертности от легочных заболеваний и рака бросался в глаза. Лихорадочно пролистывая карточки, убедился во все большем" омоложении" смерти, гуляющей по русской равнине с попустительства непроницаемых, но вполне конкретных врагов русского народа.
Кладбищенские наблюдения подтвердились канцелярскими. Но загсовское начальство заподозрило неладное, и я, закончив беглые выписки, ретировался. По неписаному правилу общение с совчиновником, разговоры или даже интерес к демографии как вещь "подозрительная" и "неприятная", считается "неэтичным".
"Общество" ценит свой комфорт, и не пожертвует им ради каких-то мрущих рабов...
Как это часто бывает в жизни, главное в той истории произошло буднично и незаметно.
Статью я большей частью посвятил именно своим демографическим выкладкам, поместив в нее сделанные выписки. Но нужен был "культурный очаг", а не судьбы безвестных илотов, и выписки, можно сказать, машинально сократили: ну заносит сотрудника, бывает. Милые, чуть усталые респектабельные дяди, озабоченные нездешними проблемами, конечно же, сильно оскорбятся, если назвать их тем, кем они являются: пособниками убийц. Фи-и, как грубо! Они же составляют экономические программы, защищают душку-Ленина, разбирают парламентские настроения, отражают те или иные "недостатки нашей жизни"... И осталась только пара абзацев из "тех". И всем это казалось естественным, даже в известном смысле и автору, посидевшему у талера, чтоб хоть их не сократили. Да и типографские рабочие, глотающие смертельные дозы свинца у линотипов, русские рабочие, — уж в пекле-то инородца не сыщешь, — согласились бы с тем, что, мол, кто мы такие в сравнении с "матерым человечищем''.
И вот мелькнула весть: НА 27 ТЕРРИТОРИЯХ РОССИИ НАЧАЛОСЬ ВЫМИРАНИЕ НАСЕЛЕНИЯ. Это Ленинград, Ленинградская, Новгородская, Псковская, Брянская, Владимирская, Ивановская, Калужская, Костромская области, Москва, Московская, Орловская, Рязанская, Смоленская, Тульская, Тверская, Ярославская, Кировская, Нижегородская, Белгородская, Воронежская, Курская, Липецкая, Тамбовская, Пензенская, Ростовская области, Краснодарский край. В ближайшем к этому положению находятся еще 23 территории.
Что, про Толстого будем писать, господа писатели-журналисты? Что, будем продолжать жевать парламентскую жвачку, господа депутаты всех уровней?
Или надеяться на тех публичных мужчин и женщин, которые уже одним только молчанием своим на эту тему при всей своей говорливости являют собой преступный клан сродни ленинскому?
Писатель пишет... Ради чего? Парламентарий заседает. Ради чего? Ради чего, если не ради маскировки геноцида, ради направления внимания народа на тупиковые, второстепенные "маршруты" — этнические и практические?
И Толстой "обществу" чужд — при всех его метаниях, порой достаточно гнусных, он был гуманистом в хорошем смысле этого слова. "Толстой" нужен этому обществу для того, чтобы до одурения обсуждать прошлое, чтобы улетать в абстракцию, чтобы все проблемы сводить к "архивным". Чтобы заметать следы чудовищных преступлений, творимых сейчас.
Истребляемый народ обязан пробудиться. Спасти и спастись ещё можно. Как ни прискорбно, но только возмущение может сохранить русский народ. Взгляните вокруг: всё, что зависит от властей предержащих, устроено так, чтобы мы тихо отправлялись на тот свет миллионами. Уверен, у них уже всё просчитано. Не случайно в свое время обмолвился Бжезинский, что ему нужны критерии уничтожения "русских, именно русский". Не случайно социологическую службу у нас возглавляет человек, "обосновавший" уничтожение русской деревни и получающий за это загранпремии - Татьяна Заславская. Не случайна невозмутимость руководящей элиты которая одна знает, чем все это кончится".
Они все просчитали — при условиях нашей покорности.
Ноябрь 1991